Конец эпохи self-help - Страница 26

Можно ли рассматривать Брюно как индивидуальность? Его дряхлеющий организм принадлежит ему, и ему как личности предстоит познать физический распад и смерть. С другой стороны, его гедонистическое видение мира, силовые поля, что структурируют его сознание, его потребности характерны для поколения в целом. Так же как при анализе экспериментального препарата, когда выбор одного или нескольких доступных наблюдению компонентов позволяет получить на атомном уровне картину корпускулярных либо волновых свойств всего объекта. Брюно способен проявлять себя как индивид, но с другой точки зрения он не более чем пассивный элемент исторического процесса. Его мотивации, ценности, желания — ничто ни в малейшей степени не выделяет его из среды современников.

Как и Брюно, мы все считаем себя уникальными существами с совершенно индивидуальными мечтами и стремлениями, но это, по мнению Мишеля, не более чем отражение исторических процессов.

Этот социологический подход иногда принадлежит самому Уэльбеку, иногда — некоторым из главных героев, которые смотрят на свою и чужую жизнь с внешней точки зрения — аналитической и социологизирующей. Отношения людей зачастую инструментальны, все сводится к телесным ощущениям. Например, вот характерный пассаж, который иллюстрирует объективирующий взгляд героя на себя и другого. Мишель, успешный ученый-биолог, решает отказаться от должности главы исследовательской группы и прощается со своей преемницей:

Остановившись возле своей «тойоты», он улыбнулся и протянул спутнице руку (произвести этот жест, сопроводив его улыбкой, он решил несколькими секундами ранее, так что успел мысленно подготовиться). Ладони сцепились, мягко потрясли друг дружку. Чуть позже он подумал, что этому рукопожатию не хватало теплоты; учитывая ситуацию, они могли бы обняться наподобие министров или каких-нибудь эстрадных певцов.

Уэльбек видит в развитии общества связь с демократизацией, движением хиппи, молодежными протестами 1968 г. и идеологией эпохи нью-эйдж: интроспекция приводит к пустоте и разочарованию, когда мы понимаем, что внутри ничего нет. Поэтому интенсивность приходится искать где-то еще, и кульминацией идеологии саморазвития становится сексуальная распущенность: «Следствием сексуального освобождения явился распад этих сообществ переходной эпохи — последнего препятствия, стоящего между индивидом и рынком». Романы Уэльбека учат нас, что погоня за «Я» и самореализацией — по сути своей отражение общества позднего капитализма, где рынок проникает даже в самые интимные сферы и инструментализирует их. Смысл жизнь — получить как можно больше впечатлений, при этом нет никаких внешних стандартов, на которые можно опереться. Поэтому «прогрессирующий распад моральных ценностей в течение шестидесятых, семидесятых, восьмидесятых, потом и девяностых годов — процесс закономерный и неотвратимый».

В романах Уэльбека мы видим антиутопические описания основных сторон человеческого бытия и (распад) идентичности в постмодернистском обществе потребления. Все это одновременно точно и гротескно. В этом смысле его книги можно назвать литературным социологическим исследованием, где автор анализирует тенденции культуры ускорения и их последствия для человека. Уэльбек концентрируется на поверхностном, на телесном, и в целом его можно считать антипсихологическим писателем: с одной стороны, отрицается ценность психологии как науки, с другой — у персонажей практически нет внутреннего мира, который можно было бы реализовать (хотя некоторые из них думают прямо противоположное). Таким образом, «Я» растворяется, с одной стороны, в телесном, а с другой стороны, в общественном.

Нечто подобное есть в книгах норвежского автора Карла Уве Кнаусгорда, который в последние годы прославился благодаря своей монументальной автобеллетристике «Моя борьба» (Min kamp). На протяжении нескольких тысяч страниц, которые погружают читателя в почти гипнотическое состояние, Кнаусгорд напоминает нам об удивительных мелочах повседневной жизни. В произведении Кнаусгорда не так много критики и сатиры, как у Уэльбека, но оно так же лишено иллюзий и еще больше перекликается с жизнью автора. Но тогда разве эта книга — не автобиография? Нет. Ее можно назвать автобиографией не в большей степени, чем пособием по саморазвитию. Или можно сказать, что в силу своей монструозности она деконструирует сам жанр автобиографии. В автобиографиях акцент ставится на судьбоносных решениях и ключевых событиях, которые помогли автору найти или реализовать себя. Кнаусгорд, напротив, пишет о мелких, незначительных ситуациях — например, о дне рождения политически корректного шведского ребенка или об отсутствии сексуального опыта. И он не просто мельком их упоминает, нет — они в самом центре повествования. Это не столько автопортрет, сколько литературное размышление о человеческой жизни — об отношениях с окружающими, с семьей, с природой. Может быть, книги Уэльбека и Кнаусгорда и некорректны в объективном смысле (на обоих подавали в суд, потому что они писали о реальных людях и местах), но в более глубоком понимании, мне кажется, эти авторы предлагают правдивое описание нашей жизни именно потому, что лишены иллюзий и привлекают внимание к негативным аспектам существования. Они не открывают нам Истину с большой буквы (которая, наверное, вообще есть только у верующих), зато предлагают правдивые описания жизни в культуре ускорения. Они показывают, что негативистская, лишенная иллюзий литература не обязательно угнетает и приводит в уныние — напротив, она может быть поучительной, так как подчеркивает важность того, что лежит за пределами «Я».